Страницы из моей жизни. - Страница 106

К оглавлению

106
Опера Глинки «Жизнь за царя», поставленная на сцене Большого театра в советское время, шла под именем своего героя «Иван Сусанин». Ныне ей возвращено прежнее название.
В сентябре 1893 г.
Открытие сезона тифлисского казенного театра (антреприза В.Л. Форкатти) состоялось 28 сентября 1893 г.
Ф.П. Комиссаржевский, известный певец и педагог, приглашенный в училище вместо Усатова, упрекая антрепризу в отсутствии дельного режиссера и считая, что именно из-за это– го на сцене происходят несообразности, а молодые артисты не знают, как держать себя, писал: «Верховный жрец превращается в камер-пажа, поддерживающего шлейф у Амнерис, и развязными движениями напоминает опереточного героя» («Новое обозрение», 1893, 5 октября). Упоминание об этом эпизоде имеется и в большой статье В.Д. Корганова на закрытие сезона в тифлисском казенном оперном театре, выдержки из которой приводятся ниже.
Партия Тонио написана для высокого баса, но обычно ее поют драматические баритоны.
Судя по объявлениям газет «Тифлисский листок» и «Кавказ», Ф.И. Шаляпин в течение сезона (с октября 1893-го по февраль 1894 г.) выступил в 62-х спектаклях. «Такая нерасчетливая растрата даже молодых, совсем еще свежих артистических сил, спешность, а вследствие этого неизбежная небрежность в изучении все новых и новых партий и недостаточность отделки этих последних – все это может очень плохо отозваться на юном артисте, только что вступающем на оперно-сценическое поприще», – отмечал еще в начале сезона «Тифлисский листок» (1893, 21 окт.). Но почти в каждом отзыве говорится и о талантливости молодого певца: «Перед «Паяцами» было поставлено 3-е действие «Русалки» с г. Давыдовым в роли князя и г. Шаляпиным, певшим партию мельника. Оба артиста имели порядочный успех» («Тифлисский листок», 1893, 19 окт.). «Артисты
(Агнивцев и Шаляпин. – Ред.) с честью вышли из этого нелегкого испытания (в один вечер шли «Паяцы» и 3-й акт «Аиды».– Ред.) и доказали еще раз свою талантливость, музыкальность и самообладание» («Кавказ», 1893, 22 окт.) «…г. Шаляпин по обыкновению с чертовской смелостью провел партию Мефистофеля и по требованию публики повторил серенаду 3-го акта, хотя последний смех его на sol по обыкновению произвел неприятное впечатление» («Кавказ», 1893, 26 окт.). К закрытию оперного сезона в тифлисском казенном оперном театре газета «Кавказ» напечатала большую отчетную статью В.Д. Корганова под названием «Наша опера», в которой давалась общая характеристика молодого Ф.И. Шаляпина:
«…появление двух молодых артистов, г.г. Шаляпина и Агнивцева, было встречено у нас с предубеждением, что оба певца в силу сложившихся обстоятельств настоящей оперы почти не видели и, выступая почти ежедневно в различных операх, должны были создавать типы, давным-давно созданные и знакомые зрителям; залогом их способностей может служить успех почти во всех ролях, успех, какого не имели другие, настоящие артисты; первым би– сированным номером в сезоне была серенада Мефистофеля в исполнении Шаляпина (второй спектакль). К сожалению, оба певца удовлетворились вполне этим успехом, поблагодарили г. Усатова за уроки и почили на лаврах, не мечтая ни об усовершенствовании, ни о столичных сценах, где можно найти образцовое исполнение и куда мечтает попасть каждый истинный артист, как солдат в генералы. …результатом незнакомства с этими образцами и, конечно, неумения режиссера руководить артистом, в исполнении г. Шаляпина были промахи во многих ролях: в роли верховного жреца Изиды он схватил и понес шлейф Амнерис, в Мефистофеле, кроме вокальных недочетов (скверный смех в серенаде), он не дал и подобия этого типа, в «Паяцах» то некрасиво ломался, то разыгрывал демона…» («Кавказ», 1894, 25 февр.).
В своих воспоминаниях Корганов рассказывает, что осенью 1893 г. пианист Л.А. Макси– мов, придя к нему, принес клавир «Князя Игоря» – совершенно незнакомого всем нам; с увлечением стал он разыгрывать страницу за страницей и восторженно расхваливать, с обычным, легким, симпатичным своим заиканием, сцену за сценой.
Неожиданно раздалось подпевание Шаляпина, ставшего за спиною пианиста; я был поражен его свободным чтением нот с листа, а Максимов, видавший такие виды, был удивлен той свободой и соответственной экспрессией, с которою юноша все смелее стал петь партию Игоря. Еще больший восторг вызвал в нем Шаляпин, спев последнюю арию Мельника. …в этой роли он произвел на меня глубокое, потрясающее впечатление. Вскоре затем Шаляпину дали роль Мефистофеля в опере Гуно.
Из бесед с ним в разных подвалах, где после оперных спектаклей мы не раз ужинали в компании с тенором Девиклером (он же Дувиклер; ум. в 1910 г.), баритоном Тычинским, бас-баритоном Франковским и др., я узнал, что Шаляпин еще никогда не видел оперы Гуно в приличном исполнении, что ничего не читал о типе Мефистофеля.
…лишь только Шаляпин, заходивший иногда ко мне с нотами, чтобы повторить со мною какие-нибудь сцены из своих партий, сообщил мне о предстоящих репетициях «Фауста», как я сыскал в своей тогда еще жиденькой библиотеке кое-что о типе Мефистофеля и убеждал де– бютанта прочесть. …я предложил Шаляпину приходить по воскресным дням ко мне не к двум часам, когда собирались обыкновенно у меня артисты, а часом раньше, чтобы помузицировать вдвоем; мне хотелось ближе познакомиться с поразившей меня особенностью этого юноши – с первого раза с листа петь незнакомую партию свободно и с выражением, чего иногда не достигает артист, даже старательно разучивший партию.
Раз десять Шаляпин приходил около полудня; я садился за рояль и открывал оперные клавираусцуги или различные романсы, которых у меня было вдоволь. Из опер нашими излюбленными были «Русалка», «Фауст» и «Жизнь за царя», которые уже достаточно были знакомы певцу, но многие романсы Глинки, Шумана, Шуберта он видел впервые, и тут-то меня удивляло его дарование не только свободно петь с листа, но почти всю пьесу проводить с подъемом, с увлечением. В чтении он мог напрактиковаться, наловчиться, будучи еще хористом, но сразу давать при этом красивое, художественное исполнение целых фраз в 4-8 тактов казалось просто загадочным» (Корганов В.Д., с. 194-196).
106